Вторая часть интервью со старшим научным сотрудником лаборатории математического моделирования нейронных систем Института физиологии Национальной академии наук, кандидатом биологических наук Арменом Саркисяном (первую часть можете посмотреть здесь):
Вопросы оценки деятельности ученых
Государственные мужи очень часто говорят о том, что ученые должны давать какой-то конечный результат, конечный продукт, но на самом деле, работа ученого, особенно в фундаментальной сфере, ничем не измерима, разве что количеством написанных страниц… В мире, насколько я знаю, оценивают ученого по количеству публикаций в рейтинговых изданиях с соответствующим IF. Правилен ли такой метод оценки, применяется ли он в Армении, и применим ли в принципе?
Государственные мужи пусть лучше сначала займутся своими конечными результатами – пока мы что-то никаких толковых результатов от них не видим.
А работа ученого вполне измерима, но это могут делать только сами ученые. И количество написанных страниц, конечно же, тут не главное, главное - качество. И признание научной работы как интересной и новой. А такое признание и осуществляется, когда работа публикуется в международных научных журналах, пройдя через критические оценки независимых рецензентов. Публикация статьи в международном научном журнале – вот конечный результат научной работы. И особенно ценно, когда на эту работу начинают ссылаться другие ученые. Так что да, количество публикаций ученого в международных журналах – это основной критерий оценки его работы. Во всем мире. Но и здесь количество может быть не главным, а опять же, качество. Можно опубликовать всего одну работу и стать знаменитым. Но такое случается довольно редко. Так что, в общем и целом, публикации в международных журналах и есть мерило работы ученого. Насчет журналов с высоким импакт-фактором (IF) скажу, что попасть туда совсем нелегко – для этого надо пройти долгий путь публикаций в менее рейтинговых журналах (которые, кстати, тоже не пропускают некачественные или сомнительные работы). Так что нам нужно слегка поубавить свой максимализм.
Вообще, как оценивать конечный результат работы ученого, должен решать тот, кто дает деньги. Если это фиксированное государственное финансирование, то лаборатория, где работает ученый, на ежегодной основе должна представлять отчет о проделанной работе, представлять список новых публикаций, и на основе этого отчета ученый совет (или соответствующий орган) той организации, в состав которой входит лаборатория, оценивает ее работу и работу ее сотрудников и принимает решение о целесообразности ее продолжения или прекращения. Время от времени должны проводиться аттестации, опять же на основе проделанной работы и опубликованных статей, с целью определить, повысить ли должность ученого, оставить на том же уровне либо... Это все в принципе есть и делается, но когда нет денег, не может быть и особого спроса. Когда будут реальные зарплаты, будет и реальный спрос. Процесс будет нелегким, я уверен, будет сломано немало копий, но затем все утрясется и начнет течь в нормальном рабочем русле, как это происходит в тех западных странах, где имеется государственное финансирование науки. Например, в Институте мозга (Brain Science Institute, RIKEN) в Японии, который находится полностью на государственном финансировании, ставки научных сотрудников фиксированные, зависят лишь от должности и ученой степени. Скажем, любой научный сотрудник лаборатории, имеющий степень доктора философии (Ph.D., эквивалент нашего кандидата наук), получает порядка 450000 иен в месяц (около $4500). Вопросы приема на работу и увольнения, а также приглашения на временную работу, решает заведующий лабораторией, исходя из бюджета лаборатории. Однако раз в 5 лет совет института проводит оценку деятельности лаборатории в целом, и может принять решение либо о продолжении деятельности лаборатории, либо о ее закрытии.
Если же деньги на научную работу выдает какая-либо негосударственная либо иностранная организация, то она и выставляет требования к отчетности и к результатам. Обычно в таких случаях требуются промежуточные и финальные финансовые и научные отчеты, которые проверяются квалифицированными рецензентами на предмет успешности или безуспешности работы, правильности расходования средств и т.п. И, конечно, факт наличия уже вышедших или готовящихся публикаций имеет здесь немаловажное значение, но оценка дается в общем, на основании всех отчетов.
Так что ответ на Ваш вопрос – да, метод оценки работы ученого по его статьям в международных рецензируемых журналах – правильный, да и особой альтернативы этому нет. И как я уже сказал, этот критерий принимался и принимается во внимание у нас. И, конечно, должен преобладать и в будущем.
В Армении очень часто можно услышать, что наша страна, несмотря на такое жалкое финансирование, все равно добивается успехов в научной сфере, наши ученые признаны за рубежом, и они не в малой степени обеспечивают рейтинг нашей страны. Вы как человек участвующий в совместных проектах и общающийся с учеными за рубежом, что можете сказать по этому поводу, так ли это на самом деле, или мы просто тешим себя байками?
Да нет, почему же байки. Может, просто легкое преувеличение. Если верить статистике, то научные результаты (публикации) Армении в расчете на душу населения очень даже неплохи. Но нас это никак не должно успокаивать. Ведь те из наших ученых, которые стали известны за границей, добились этого в основном благодаря иностранным грантам. И дорогостоящая часть их исследований выполнена также за рубежом и в сотрудничестве с зарубежными партнерами. «Бензин ваш, идеи наши» - примерно так. Это, конечно, замечательно, но гораздо лучше, когда ты при всем этом за своей спиной чувствуешь поддержку своей собственной страны и не выступаешь в роли вечного просителя. Хорошо бы кроме своих идей иметь и хоть чуть-чуть своего бензина. А его, как Вы знаете, нет. В результате этого начавшиеся когда-то многообещающие международные сотрудничества и проекты начинают постепенно глохнуть. Ведь невозможно каждый год подряд выигрывать международные гранты - конкурсы в них очень высоки, да и зачастую политика организаций, дающих гранты, такова, что они предпочитают дать грант новичку, а не тому, кто один или два раза уже получал грант от них (такова стратегия, например, НАТО). Но если бы наше государство обеспечивало необходимый минимум финансирования науки, то ученый, которому в этот год не удалось получить международный грант, был бы в состоянии переждать, не прекращая при этом работать над своими проектами и не прекращая сотрудничества с зарубежными партнерами, и попробовать на следующий год, и т.д. В теперешней же ситуации, если ты не получил гранта, то все – ты должен прекратить научную работу, заняться чем-то другим, чтобы прокормить семью (очень хорошую возможность для этого предоставляют такси сервисы). И, естественно, отстать от мирового научного прогресса, потому что то, что не сделаешь сейчас ты, сделают китайцы, японцы или американцы вместе с израильтянами. И потом уже, даже если через год или два тебе каким-то невероятным образом удастся заполучить грант (а ведь и для этого нужно все время быть на острие, нужно постоянно иметь новые достижения и публикации, чтобы суметь представить новый достойный и интересный проект), то наверстать ушедших вперед западных коллег будет ой как нелегко! Я сейчас, например, молюсь и со страхом просматриваю литературу, чтобы кто-нибудь там у них не осуществил те идеи, которые есть у меня и которыми хочу и могу заняться я, если, конечно, мне обеспечат мой необходимый жизненный минимум...
Помимо просто увеличения финансирования, какие структурные преобразования необходимы в науке, чтобы она стала более мобильной и конкурентоспособной?
Давайте сначала решим первый вопрос. Структурные преобразования могут понадобиться именно для решения вопроса увеличения финансирования. Для эффективности же самой науки, на мой взгляд, пока что никаких структурных изменений не нужно. Имеющаяся структура вполне пригодна и может работать. В научном мире рабочей единицей была и является лаборатория, достаточно независимая, и в то же время интегрированная в общую тематику своего института или вуза. Я не могу судить о других институтах или вузах, но в нашем институте, например, это именно так. Лаборатория решает свою стратегию, конкретные темы для исследования, вопросы сотрудничества с иностранными партнерами и .т.д., и это то, что нужно для обеспечения того, что вы называете мобильностью и конкурентоспособностью – ведь мы лучше всех в Армении знаем, что творится в мире в нашей конкретной сфере.
Но на одном моменте я бы хотел заострить внимание.
По моему убеждению, науку нужно сблизить с образованием. В какой-то мере это у нас происходит, многие академические ученые преподают в вузах, вузовские лаборатории также занимаются наукой, привлекая студентов, но, все же, интеграция, я думаю, могла бы быть больше и интенсивнее. Академические институты должны быть больше вовлечены в процесс образования, и не на личностной основе, как это происходит сейчас, а на более высоком уровне – например, путем двусторонних договоров между вузом и институтом о вовлечении института в процесс подготовки студентов, в организацию практик, выполнение дипломных работ и т.д. Это нужно для того, чтобы активно работающие академические ученые, особенно те, кто сотрудничает с заграничными центрами и благодаря этому находится на переднем крае науки и имеет доступ к самой передовой научной литературе, имели бы возможность передавать эти современные знания нашим студентам. Это поможет решить ставшую сегодня очень серьезной проблему преемственности поколений в науке, поможет заинтересовать талантливую молодежь и привлечь ее к науке. Для примера, то направление, которым я занимаюсь – вычислительная нейронаука (computational neuroscience) – сегодня не преподается ни в одном из наших вузов. А это очень перспективное направление как с фундаментальной, так и с прикладной точки зрения. Те создаваемые в Японии и в других странах роботы, видеоролики и репортажи о которых повергают нас в изумление и умиление, создаются на основе достижений именно в этой области. И я бы с радостью поделился со студентами своими знаниями и опытом, если бы была такая возможность. У нас много талантливой и способной молодежи, которую все это интересует, им просто нужно показать современное состояние науки, стоящие перед ней интереснейшие задачи, чтобы у них появилось больше возможностей для выбора последующего рода занятий, того, что им по душе.
А знаете, во что сегодня упирается этот вопрос? Опять же в финансовые проблемы, теперь уже и вузовские. Например, преподаватели вузов не хотят «давать на сторону» дипломные проекты своих студентов и предпочитают сами становиться их руководителями, поскольку они за это получают дополнительные деньги. Схожие проблемы могут возникнуть и при организации студенческой практики – за это тоже платит вуз. Так что и здесь путь решения – обеспечение необходимого финансирования, чтобы этот вопрос можно было решить на взаимовыгодной основе и без ущерба для той или иной стороны.
Беседовала Анаит Саркисян
